Религия и гуманизм

Е.И. Аринин в "Религиоведении" пишет:
"в самом общем плане можно отметить, что религия – это видение мира человечным, или видение за миром начала, «образом и подобием» которого является человек, хотя понятие этой «человечности» очень сильно различается в разных конфессиях (Троица и нирвана), тогда как для науки характерно видение человека «природным», происходящим из бесчеловечных, неантропоморфных, натуралистических, безличных начал".
При этом (подлинная) религиозность отождествляется с гуманизмом, а "гуманизм... - вера в фундаментальное духовное единство человечества, воля к контактам и сознание наличия множества уникальных самобытностей, нередуцируемых друг к другу. Это не «новая религия», но реальные усилия и ответственность за утверждение человечности, даже если речь идет о вашем враге".
Аринин полагает,что такое определение лучше, нежели "вера в сверхъестественное", однако фраза "за миром", собственно, имплицитно его включает ("супранатурализм"), к тому же если остановиться только на человечности, то определение получается слишком широкое, туда придётся включить и философию, и искусство.
Впрочем, через несколько страниц религия уже определяется как "устремленность (и представления) человека к высшей реальности, Бытию, выступающих сегодня как различные формы веры", то есть всё равно посредством дихотомии высшего-низшего, причём одно радикально противостоит другому.
Однако, несмотря на неточность понимания религии посредством "человечности", определённая доля истины тут есть.
( Дальше )

Религия и наука

Сейчас модным стало писать небылицы о том, что наука, мол, произошла из христианства - якобы христианство "расколдовало" мир, подчинив его Богу, и тем самым сделало мир предметом науки.
Потому и европейская наука возникла в монастырях.
Но:
1) Никакого расколдования мира не произошло: это только христиане считают, что древние поклонялись самим природным явлениям ("идолам"), тогда как на самом деле они различали духов и природные явления (в которых пребывают духи, пронизывают их собой и сверхъестественной "силой", "мана", но и библейский Бог тоже составляет сущность вещей, субстанцию).
Некоторые зачатки науки можно увидеть в магии, поскольку магическое сознание представляет реальность законосообразной, колдун понимает, что колдовать надо не абы как, по своему произволу, а по определённым правилам, которые, в свою очередь, связаны с мироустройством, с естественной реальностью. Колдун не признаёт нарушений законов природы, как он их понимает, его свобода - воистину "познанная необходимость".
А вот христианство как раз утверждает веру в чудо, и учит добиваться от Бога умилостивлениями чудес, то есть нарушения природных законов. С магией же оно боролось решительно.
Алхимия, скажем, - это вовсе не продукт христианства, а античности (Парацельс, например, основывался на Гиппократе), алхимия противоречит христианству и к алхимикам Церковь всегда относилась очень подозрительно, хотя и не всегда их уничтожала.
Ещё один топовый сюжет от современных церковников - доказывать, что Бруно сожгли "за дело", за магические взгляды (ему повезло меньше Парацельса), а не за науку, как раз и показывает истинное отношение христианства к магии - прообразу науки.
Поэтому христианство в плане формирования научных знаний было не прогрессом, а регрессом в отношении древней магии.
2) В монастырях, как известно, крайне немногочисленные учёные монахи не в лабораториях работали, а максимум, в перерыве между церковными песнопениями штудировали воззрения Аристотеля (что в своё время критиковал Бэкон и потому-то он и противопоставлял науке монастырскую схоластику). Хотя, разумеется, Аристотель (и Пифагор, скажем) тоже сделал большой вклад в формирование научного знания (формальной логики, к примеру), только христианство тут не причём.
Именно христианство повинно в том, что до Нового времени европейское научное знание пребывало на уровне античности и ни на шаг не двинулось вперёд.
Хотя, если кто-то считает, что монахов надо благодарить за то, что они полностью не уничтожили произведения античных авторов - то да, могли бы, конечно, и сжечь, запрещать и сжигать тексты, иногда и вместе с авторами для церковников до сего дня - любимое занятие. Только вот считать вкладом, что они не оказались столь дремучими всё-таки странно.